Философия экзистенциализма возникла в начале XX в. в России (Н. Бердяев, Л. Шестов). Свое наибольшее развитие она полу¬чила в середине XX в. в трудах таких мыслителей, как М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр, М. Мерло-Понти, Э. Левинас, X. Аренд и др.
Это направление в философии отличалось своей неоднородно¬стью. Тем не менее, все экзистенциалисты критически относились к классической философии. Они упрекали классический рационализм в отрыве от живого конкретного опыта человеческого существования в мире. Экзистенция — существование — становится центральной категорией философии. Человек — это и есть экзистенция. Внут¬реннее устройство человеческого существа, его специфическая харак¬теристика как экзистенции состоит в том, что оно есть «нехватка», «неполное», «незавершенное» существование, понимающее и истол-ковывающее мир и самого себя. Экзистенция — постоянный выбор человеком своих возможностей, своего будущего, постоянное доопре¬деление человеком самого себя в акте своего радикального решения о мире и своем собственном способе быть в нем. Причем экзистенция как подлинная реальность есть мир значений.
Экзистенциальные явления — это явления жизненного ряда (вера, надежда, боль, страдание, нужда, заботы и тревоги, любовь, страсть, болезнь и т. д.), которые противопоставляются явлениям познавательного ряда. Экзистенциалисты развивали идею онтологи¬ческой самостоятельности, устойчивости и конститутивное™ явлений жизни и их несводимость к познанию.
В экзистенциализме классической методологии рационального познания мира в его объективности противопоставляется методоло¬гическая программа описания и анализа экзистенциальных струк¬тур повседневного опыта человека в его полноте, конкретности, уникальности и изменчивости, т. е. в реальной полноте непосред¬ственных контактов человека с миром, на уровне нерасчлененной совокупности его интеллектуально-духовных, нравственных и эмо¬ционально-волевых личностных структур.37
Разрабатывая свою методологическую программу, экзистенциа¬листы опирались на гуссерлевский метод интенционального (фе¬номенологического) анализа жизни сознания и гуссерлевскую идею жизненного мира. Задача заключалась в описании фактической жизни субъективности, в описании структур, содержаний, механизмов и режимов работы индивидуального сознания, непосредственно впле-тенного в многообразные формы человеческого самоосуществления в мире, в выявлении онтологических структур экзистенции, прояв¬ляющей себя в различных человеческих состояниях, переживаниях, действиях и объективирующихся (кристаллизующихся) в мире.
Рефлексивная деятельность человека с позиций данного под¬хода производна и укоренена в иррефлексивном опыте — конечном и конкретном, осуществляющемся здесь и теперь. Субъект-объект¬ному отношению как принципу рационалистического мышления экзистенциалистский анализ опыта экзистенции противопоставляет идею целостности и неразложимости непосредственного пережи¬вания человеком своей ситуации в мире. Это переживание (понима¬ние), будучи исходной единицей экзистенциально-феноменологиче¬ского описания бытийных отношений человека с миром, полагается и исследуется в качестве онтологического основания, онтологической структуры мира.
Выявляя и описывая механизмы конституирования фундамен¬тальных структур повседневного опыта, фундаментальных жизне-значимых смыслов опыта человека, экзистенциализм показывает, что непосредственное «открытие мира», первоначальное его «означи¬вание» есть способ, которым человек открывает самого себя как «бытие-в-мире» (экзистенцию).
Субъект включен в мир посредством тела. Но феноменологи¬ческое тело — это не анатомическое тело. К человеческому телу принадлежит все, связывающее человека с миром, и чему он может дать наименование. Мир предстает как комплекс значений, име¬ющих отношение к моему телу, — мыслям, воле, действиям, бес¬сознательному.
Отвергая как субъективистские представления о мире в содер¬жании сознания, так и объективистские представления о мире-в-себе, феноменология исходит из положения о том, что объект не может быть отделен от воспринимающего его субъекта. Реальность мира рассматривается в качестве реальности, проявляющейся по отноше¬нию к субъекту, данной субъекту как «феномен», в смысле самопро¬являющегося бытия, бытия-в-себе-для-нас. Для феноменологии по¬знание — это «встреча» субъекта-сознания и жизненного значения, как присутствие этого субъекта в подлинной реальности благодаря направленности на нее. Значение — есть проявление самого бытия через активность субъекта. Поэтому мир, с точки зрения феномено¬логии, которую отличает радикальный гуманизм, — принципиально человеческий, т. е. «теплый», а не «холодный» мир вещей в себе.38
Считается, что именно в экзистенциальной феноменологии интерсубъективная модель правопонимания нашла достаточно полное выражение. Ее наиболее яркие представители в Европе— М. Мюллер, Э. Фехнер, В. Майхоффер. Источник экзистенциально-должного или справедливого права здесь ищется в до-рефлексивных структурах сознания, а их проецирование на общественные отноше¬ния выступает своеобразным аналогом естественного права (правда, не имеющего ничего общего с классическим естественным правом).
Метод экзистенциально-феноменологического осмысления и отыскания права заключается в интуитивном воспроизведении его основания для принятия правового решения. Акцент делается на отрицании принципиальных различий между «истинными решениями» законодателя и обычного гражданина. И те, и другие определяются структурами человеческого сознания, обусловленными рамками жизненного мира. В этом случае нормы, установленные законодателем,
не остаются «мертвыми», а «оживают» в судебно-административных решениях и правоотношениях.
В рамках экзистенциально-феноменологической онтологии справедливость в качестве основания права рассматривается как форма человеческого сосуществования, способ совместного бытия человека с другими людьми. «Справедливость, понимаемая как чело¬веческая готовность действовать в соответствии с требованиями прав и обязанностей, является способом сосуществования, способом бытия вместе с другими в мире», — писал В. Луйжпен.39
Справедливость обосновывается интерсубъективно, как способ бытия человека в качестве «бытия-для-другого». Основанием бытия права выступает «правовой человек», которым является любой ин¬дивид в его реальной жизни. Поэтому право предстает как аспект общего жизненного потока, когда человеческое существование рас¬сматривается с точки зрения его ограничения другим человеческим существованием. Подлинное человеческое существование невозможно без правовых ограничений и без соответствующих прав.
При этом высший критерий справедливости экзистенциалисты усматривают в экзистенции как самореализации свободы. Поэтому борьба человека за свои права — это его борьба за свою экзистен¬цию, а борьба за экзистенцию — это борьба за права.
Представитель экзистенциальной философии права М. Мюллер, исходя из того, что бытие-в-праве принадлежит к способу человеческо¬го бытия с другими, считает, что человек не вступает в правовые отно-шения благодаря законам. Он всегда в праве, и право неотъемлемо от человека и его природы. «Естественность» такого права заключается в том, что человек не устанавливает его, а уже «пребывает в праве», ибо только в коммуникации с другими человек способен быть самим собой и осуществлять себя. Поэтому права и обязанности с самого начала при¬сутствуют в экзистенции, а не привносятся в уже реализованное бытие. В любой общности партнеров у ее членов уже существуют обязанно¬сти и, соответственно, права. Основное право индивида —возможность рассматриваться в качестве личности, т. е. в своей «самости».40
В экзистенциализме проблема бытия права как онтологической ос¬новы правовых текстов выносится на уровень природы человека, его под¬линного бытия. Задачей же позитивного права следует считать обеспече¬ние реализации заложенных в природе человеческого духа потенций.
Незаурядным представителям феноменолого-экзистенциальной философии права и интегративной юриспруденции являлся Карлос Коссио (1903-1984)— крупнейший латиноамериканский философ права XX в., удостоенный Национальной премии по культуре за раз¬работку «эгологической» (лат. е§о —я) теории права. Коссио — пер¬вый президент Аргентинского института социальной и юридической философии, член Международного института философии права и юридической социологии, профессор университетов Ла-Платы и Буэнос-Айреса. Основные работы: «Право в судебном праве» (1945); «Эгологическая теория права и юридическое понятие свободы» (1964).
Свое правовое учение Коссио разрабатывал, опираясь на феноменологическую методологию Э. Гуссерля, герменевтику М. Хайдеггера и экзистенциальную философию Ж.-П. Сартра. Им использованы некоторые идеи И. Канта, а также Г. Кельзена.
Подлинно научная теория должна строиться, по мнению Коссио, на основе «исторического понимания» права как специфического культурного явления. Такое правопонимание необходимо будет включать в себя три момента: право «дается в опыте», существует во времени и имеет ценностный аспект, определяющий поведение человека. Юридические оценки представляют всегда «интерсубъективное» (межличностное) двустороннее отношение, связанное с человеческим поведением. Моральные же оценки — «субъективны и односторонни». Для юриста важно поведение в его «интерсубъективной интерференции», т. е. перекрещивающееся с поведением других индивидов, накладывающееся на него таким образом, что препятствует осуществлению их свободы.
Исходя из этого, Коссио формулирует центральную идею своей концепции: право — это «поведение в его интерсубъективной интерференции», а не норма. Это поведение есть не что иное, как «феноменолизированная свобода», и всегда подлежит позитивной или негативной оценке. Право существует только тогда, когда оно является объектом юридического познания, а само поведение субъекта права «интегрировано» с мышлением о самом себе. Отсюда право «есть то, что оно есть, только тогда, когда познается то, что оно есть», т. е. когда оно понимается и интерпретируется. Объединяя норму и поведение как динамический аспект права, Коссио утверждает, что «интерпретируется не закон, а человеческое поведение посредством закона, поскольку закон — это концептуальное выражение, а интерпретация есть способ познания».
Аргентинский мыслитель рассматривал в своем правовом учении лишь ценностный аспект поведения. При этом его интересовали те ценности, которые основываются на межличностном общении, т. е. «не на каком-то изолированном поведении, а на самом пересечении различных поведенческих действий людей... Все наши действия находятся в межличностной связи с действиями любого другого члена сообщества...».
Показав, что основными ценностями для познания права являются ценности межличностные (коммуникативные), такие как справедливость, порядок, солидарность и т. д., Коссио переходит к рас-1 смотрению юридического опыта. Поскольку для Коссио право—| это человеческое поведение в его интерсубъективной интерференции, следовательно, и то, «что осмысливают законы как юридические понятия, есть человеческое поведение в его интерсубъективной, интерференции». Ученый отмечает, что у Г. Кельзена «упоминание:
о поведении обозначено четко и твердо, но является до-тематическим. Автор "Чистой теории права" не сделал юридическое поведение объектом своего исследования, между тем Эгологическая теория превратила его в фундаментальную тему своих изысканий и поэтому может дать нечто, что отсутствует у Кельзена: человеческое поведение, которое, будучи объектом осмысления, предстает как эгологический Д объект культуры, а интерпретация, как метод его постижения, пред¬полагает таким образом познание через понимание. Это открывает путь преодоления агностицизма Кельзена в данном вопросе».43
Таким образом, право для аргентинского правоведа является эгологическим объектом, т. е. объектом, построенным через «я» человека и неотделимое от этого «я» (в феноменологическом смысле). Дабы убедиться в этом, полагает Коссио, «достаточно потребовать, чтобы в противном случае было показано, что является субстратом права; где он находится; где он себя обнаруживает через соответствующую простую интуицию, какую требует любое ощущение существования. Таким образом, нет иного выхода: или отрицается
идея что право есть культура, или оно является таковым, а следовательно, и эгологическим объектом».44
Для Коссио это означает, что наука должна видеть право как переживаемую человеческую жизнь, а не как объективированную человеческую жизнь. Мыслитель пишет: «...Эгологическая теория лишь утверждает в обобщенной форме, что само поведение есть право — объект, который юрист намерен концептуально познать, — так как поведение является субстратом права; говоря таким образом, мы можем провести параллель с тем, что говорили о Венере Милосской, утверждая, что она — блок мрамора, находящийся в Лувре. Если бы мы спросили себя, где находится Венера Милосская, то могли бы ответить, указывая на ее мраморный субстрат, по¬тому что он и есть Венера... Аналогичным образом, если бы мы спросили, где находится право, то должны были бы ответить, указывая на людей, на их действия, потому что последние и есть право, хотя эти действия также еще необходимо понять в их смысле. Именно там, в поведении, находится право в его настоящем и действующем теле; сталкиваясь с ним, юрист вынужден не догматически позна¬вать его, а выяснять эмпирически имманентный ему ко-экзистенци-альный смысл, подобно тому как посредством понимания мы выясняли смысл мрамора Венеры Милосской».45
Общая характеристика методологических основ
Идеи правовой феноменологии нашли свое дальнейшее развитие в герменевтической философии и теории права.
Греческое слово «герменевтика» может быть переведено как толкование, интерпретация. Это общее название направления в философии и гуманитарных науках, в рамках которого понимание рассматривается как условие осмысления социального бытия. Задача герменевтики — доводить (тексты) до понимания.
Современные науковедческие подходы связывают с герменевтикой как вопросы методологические (видят в ней методологию гуманитарных наук), так и философию в собственном смысле (М. Хай-деггер, Г. Г. Гадамер, П. Рикер).
В рамках понимающей социологии интерпретация рассмат¬ривается в качестве основы социального бытия. Повседневный (жиз¬ненный) мир представляется как интерсубъективный мир культуры, смысловой универсум, который мы должны интерпретировать для того, чтобы обрести опору в этом мире, прийти к соглашению с ним. Иными словами, мы имеем дело не с миром самим по себе, а с интерпретированным миром, и необходимо понимать, как мы осущест¬вляем интерпретацию, как мы можем понимать и сам мир, и друг друга в этом мире. С позиций герменевтики человек есть существо интерпретирующее.